Сегодня Украина отмечает шестую годовщину Евромайдана. Костяк команды тогда еще гражданской инициативы «Восток-SOS» объединился на акциях Луганского Майдана и оттуда начал свою работу, нацеленную на помощь сначала пострадавшим участникам акций, а после – пострадавшим от войны. Сегодня мы вспоминаем, как все начиналось для Луганска и для нашей организации. Исполнительный директор благотворительного фонда «Восток-SOS» Константин Реуцкий рассказывает об этом в программе «Лицом к лицу» в эфире UA|TV. Запись программы смотрите ниже.
– С нашим сегодняшним гостем мы поговорим о том, как события Евромайдана происходили в двух городах, которые сегодня живут под Российской оккупацией, – в Луганске и Донецке. Константин, Вы принимали активное участие в Евромайдане в Луганске. Я бы хотела, чтобы Вы вспомнили, как это всё в Луганске начиналось шесть лет назад и, собственно, как Вы стали активным участником Евромайдана в Луганске шесть лет назад.
– До того, как стать активным участником Евромайдана в Луганске, я случайно стал активным участником Евромайдана в Киеве. Я как раз находился в Киеве в тот день шесть лет назад, когда прозвучал призыв Мустафы Наема выйти на площадь из-за заявления об отказе от курса на евроинтеграцию. Я и мои знакомые вышли. Несмотря на все шероховатости этой первой акции, мы сразу почувствовали, что это наше, это о нас, это о нашем будущем. И вернувшись через несколько дней в Луганск, я уже влился в те протестные акции, которые начались в Луганске практически на следующий день после первой акции в Киеве.
В Луганске по сути было два основных больших движения Евромайдана. Одно из них – это была политическая оппозиция, которая проводила свои акции, вече, по выходным на центральной площади города. И была большая группа людей, которые не хотели полностью принимать адженду политической оппозиции, которые выдвигали и собственные требования, не хотели слишком сближаться с политиками, часть из которых они тоже считали скомпрометированными. И эта группа называла себя Гражданским сектором Луганского Евромайдана. В неё вошёл я и мои коллеги. И мы проводили наши акции ежедневно на главной площади города, под памятником Тарасу Шевченко, до самой весны 2014 года, когда Евромайдан был по сути сметен русской весной.
– Когда в Киеве начался Евромайдан, сразу, буквально через несколько дней начали привозить уже автобусы с якобы участниками антимайдана противниками Майдана, так называемыми «титушками». Как это происходило в Луганске? То есть сразу появился этот антимайдан или через какое-то время? Как быстро это произошло? Или буквально параллельно это всё происходило?
– Нет, антимайдан появился не сразу. Было несколько недель, когда даже попыток препятствовать нашим акциям не было. И мы, кстати, в тот момент чувствовали сильную поддержку луганчан, многие из которых даже не вливаясь в наши акции так или иначе выражали нам свои симпатии. Политика правительства Януковича многих разочаровала к тому моменту. И в первый месяц Евромайдана я как человек, который участвовал и в событиях 2004 года, чувствовал гораздо меньше агрессии со стороны земляков, чем это было, например, в 2004 году.
Первые попытки препятствовать нашим акциям были в начале декабря 2013 года. Тогда появились первые «титушки» на площади, первые попытки дискредитировать основных лидеров гражданского сектора Луганского Евромайдана, достаточно неумелые, неловкие попытки. Люди, которых проправительственные силы «прорегиональские» силы выводили на контракции, были совершенно не в контексте, не знали ничего, против чего они якобы протестуют и в принципе не скрывали, что им за это платят.
Я бы сказал, что достаточно долго, наверное, почти до конца января 2014 года, то есть примерно полтора месяца, к Луганскому Евромайдану мы ощущали скорее симпатию наших земляков, чем антипатию. И только после радикализации протеста, после первых стычек на Грушевского появилась первая осторожность. И после этого местные «регионалы», используя контролируемые средства массовой информации, используя всю административную вертикаль, принялись нагнетать антимайданную истерию. И надо признать, что за месяц они в этом очень сильно преуспели.
– Преуспели – означает, что начались противостояния и начался момент, когда уже антимайдан по своей массовости уже превышал Майдан? По количеству тех, кто принимал участие в антимайдане, их стало больше, чем майдановцев, да? Ну, и что показывало, собственно, местное телевидение?
– Здесь нам очень легко запутаться, делая эту ретроспективу, перепутать акции весны 2014 года, акции «русской весны» так называемой с акциями антимайдана в январе и феврале 2014. Я бы не сказал, что антимайдановцев было больше. Хотя после радикализации киевского Майдана действительно вокруг вот этих проплаченных «титушек» и откровенных маргиналов стали собираться люди, которых действительно тревожил радикализм, которые искренне боялись того, что вот эта устоявшаяся система вдруг рухнет. Но я бы не сказал, что ежедневные акции антимайдана собирали больше людей, чем акции Евромайдана.
Возможно, это было только один раз, в двадцатых числах февраля, после провокации, которую устроила одна из групп луганских майдановцев. Они вышли на центральную площадь с оружием и попытались разогнать таким образом палаточный лагерь антимайдановцев. Это действительно имело серьезный общественный резонанс, серьезный медийный резонанс, и за один вечер туда на площадь подтянулось около тысячи местных людей, которые, не знаю, как по мне, не столько были настроены против Евромайдана, сколько пытались защитить такую позицию своих земляков и защититься от вооруженных провокаций. Больше таких крупных акций, пожалуй, и не было.
Надо заметить, что вот эту акцию активно поддержала и местная власть, и тогдашний губернатор, и тогдашний глава фракции Партии Регионов в парламенте Александр Ефремов. Он выступил перед собравшимися, пообещал им защиту от якобы едущих в Луганск сотен «бендеровцев», которые хотят вооружённо захватить наш город. Собственно, это было продолжением той информационной истерии, которая длилась уже на тот момент полтора месяца и, повторюсь, она имела успех. В итоге, конечно, мы получили довольно большое число местных людей, настроенных против Евромайдана и против Европейского выбора Украины в целом.
Но я хочу сказать, что вот таких активных антимайдановцев, а потом и активных сторонников пророссийского вектора в Луганске не было большинство даже на момент его захвата. Я думаю, что это было не больше 20-25%. Большая часть людей была и, увы, остаётся пассивной массой, с молчаливого согласия которой, впрочем, все это и стало возможным.
– Вот по поводу активных антимайдановцев, лидеры антимайдан, те люди, и лидеры боевиков – это одни и те же лица? Это одни и те же лидеры – те, кто начинали, и те, кто продолжили? Или это разные люди?
– Это разные люди. Это достаточно сложный процесс. Это очень разные интересы, которые сложно переплелись. Кто-то проиграл, кто-то выиграл, кто-то воспользовался чьей-то слабостью. Всё начиналось вокруг, как я уже говорил, небольшой кучки маргиналов, близких к партии Натальи Витренко, о которой тогда уже мало кто помнил, близких к луганским коммунистам, которых спонсировали частично местные «регионалы», а частично россияне.
Сама по себе пророссийская позиция никогда в Луганске не была серьезно выражена, никогда не было там вообще заметно общественной дискуссии о том, чтобы отделиться от Украины и присоединится к России. Это мнение всегда было маргинальным. И вот кроме этих людей никто не взялся за координирование этих процессов. Ими воспользовались. И после того, как Луганск был захвачен в апреле-мае 2014 года, их отодвинули далеко на задворки этого процесса. До этого момента, после того, как вот эти маргинальные элементы помогли консолидировать сторонников антимайдана, этим сначала воспользовались местные «регионалы». Практически вся местная политическая элита выступила в их поддержку. Это помогло привлечь новых сторонников на эту сторону. Но в итоге политические элиты Луганщины тоже проиграли. Я думаю, что ставка их делалась на то, что при поддержке России они смогут шантажировать Киев и выторговать выгодные условия, сохранить свои активы и влияние. Но в итоге Россия воспользовалась и ими, и отодвинула на задний план и их тоже.
– Каким образом происходила коммуникация между Евромайданом Донецка и Луганска? Как общались между собой? Как поддерживали друг друга Евромайдан Донецка и Луганска? И что ещё очень важно – футбольные фанаты. Я знаю, что футбольные фанаты Луганска, в частности, очень поддерживали Евромайдан, занимались охраной Евромайдана, ночной охраной. Как это происходило, коммуникация, в частности?
– С чего бы начать… Начну с коммуникации между Евромайданами. Она проходила постоянно. Коммуницировали между собой не только Луганский и Донецкий, все Евромайданы страны коммуницировали между собой. И онлайн, и по телефону шла координация, и время от времени происходили встречи. Мы все часто встречались на Евромайдане в Киеве. Мы были на всех значимых акциях, на всех значимых событиях, там происходила эта координация. Происходили форумы украинских Евромайданов. Например, мы были на таком большом форуме в Харькове в январе 2014 года. И так далее. Мы все вместе – евромайдановцы во всех украинских городах – совместно вырабатывали стратегии, адженду, планы и методы, как мы будем всего этого достигать.
В какой-то момент к нам присоединились футбольные фанаты. И огромное спасибо им за это. Это был уже январь 2014 года, это было уже обострение, обстановка на тот момент уже постоянно накалялась и всё больше людей собирал вокруг себя антимайдан. Их акции становились более радикальными. Нам стали угрожать. В какой-то момент Луганский Евромайдан просто вытеснили с центральной площади и там расположился лагерь антимайдана. Вот примерно в этот момент луганские фанаты, фанаты луганской «Зари», выступили с инициативой поддержать Евромайдан и обеспечить защиту активистам Евромайдана. Они выступили, насколько я могу судить, одновременно с ультрас других украинских клубов. И это было очень мощной поддержкой. Она оставалась, по сути, до самого вооруженного захвата Луганска пророссийскими боевиками и многие Луганске ультрас стали бойцами добровольческих батальонов. К сожалению, не все они живы до сих пор.
